Когда в 1980 году Владимир Назаров приехал в Стрежевой, он не знал, как расшифровывается КРС. Вообще-то сокращение было знакомо по деревенскому детству. Там оно означало: "крупный рогатый скот". Но тематика была явно неподходящей для нефтяного города.
Сказать, что Владимир толком разобрался, в чем суть работы этой самой таинственной службы, за первые дни стажировки, было бы явным преувеличением. Так выпало, что в это самое время в бригаде, куда его направили, лопнула цепь на редукторе подъемника. Ее ремонтом занимались. А к чему этот подъемник, что он делает, новичкам объяснять было недосуг.
Несколько дней спустя Назарова направили в учебно-курсовой комбинат овладевать специальностью помбура. Но и там ясности не наступило. Преподаватели излагали суть устройства механизмов, говорили о назначении каждого из них, но обращались к ученикам так, словно те уже понимали смысл будущей работы.
А у Владимира в голове все еще не рассеивался туман. Потому больше надеялся на зубрежку, благо память была цепкой. Преподаватель говорил: вот винтобур, состоит из таких-то частей. Назаров старался записывать слово в слово. А потом вечерами в общежитии все заучивал наизусть. О том первом своем обучении он сегодня вспоминает как о времени особо тяжелом: мука учиться тому, чего в глаза не видел. На плакате этот самый винтобур глядится по-одному, а каков он в реальности - кто знает? Но память не подвела. И все положенные испытания он выдержал. Потому, уже обученный, получил по всем статьям обоснованное направление в бригаду капитального ремонта. Стукнуло Владимиру в то время уже 25. Но корочка о рабочей специальности была первой в его жизни.
Он родился на Алтае, в деревне Демино, что в 60 километрах от Барнаула. Там закончил восемь классов. Учебных заведений следующих ступеней здесь не было. И чтобы учиться дальше, Владимир переехал к тетке, обосновавшейся раньше в краевой столице. Получив аттестат зрелости, пошел на Алтайский моторный завод, где стал наладчиком оборудования. После армии сюда же вернулся. И, наверное, работал бы дальше, кабы один парень из его же цеха однажды не сказал ему, что слышал по радио про нефтяной город Стрежевой, где, судя по передаче, творятся интересные дела. "Поехали!" - предложил парень. Назаров недолго думая согласился. А был он уже в молодые годы человеком основательным: решено - сделано. Потому тут же подал на увольнение. Его заставили, как было тогда положено, отработать две недели. Когда же получил он на руки трудовую книжку, тот его сотоварищ по цеху, что позвал в попутчики, куда-то исчез, будто испарился. Что было делать?
Давать задний ход - не в его характере. Взял билеты и двинулся по намеченному маршруту. Все, что имел за душой, - адресок какого-то знакомого знакомых. Вроде невелика зацепка, но, как нередко бывает в нашем отечестве, именно она сработала. Тот самый "знакомый знакомых" пустил переночевать, а когда вечером обсуждали ситуацию, пообещал: сведу с Сорокиным. Сорокин же - Анатолий Романович - как раз и был начальником в этом самом КРС.
Утром пошли на автостанцию, откуда развозят по промыслам. Как и было обещано, подвели новичка к Сорокину. Тот сказал: "Работа у нас грязная и тяжелая. Не боишься?" Владимир ничего в жизни не боялся. "Тогда поехали". И завертелось…
С той поры, как нетрудно догадаться, прошло более двух десятков лет. И мастер КРС Владимир Васильевич Назаров имеет ныне все основания на некоторые оценки происшедшего: "Видно, судьба меня вела за руку. За все годы, что здесь работаю, ни разу не пожалел, что приехал в Стрежевой, что попал в капитальный ремонт скважин. Мое это дело".
А вообще-то Назаров не из любителей высокого стиля. И если легко, с удовольствием даже, произносит таковые слова, то можно не сомневаться: сообщает крепко, основательно обдуманное.
Почему же так уверен Назаров, что не ошибся в своем выборе? Ответ его поначалу кажется до обидного простым. Мол, истинно мужская работа, нужны для нее парни крепкие, во всяком случае, жилистые. Не всякий и по складу характера окажется к ней готовым. Ну, это, как говорится, понятно, такое про многие профессии можно сказать - ведь работа, верно, и грязная, и тяжелая.
Но далее, рассуждая о своей профессии, говорит Владимир Васильевич слова, отнюдь не похожие по своей стилистике на достопамятный "блокнот агитатора":
- С чем можно сравнить нашу профессию? Если по сути, то мы своего рода хирурги. Нас зовут тогда, когда скважина глубоко больна. Когда все способы терапевтического лечения (это дело подземного ремонта скважин) уже использованы.
Когда таблетки, "припарки", "клизмы" уже не помогают. И скважину может спасти только кардинальная "операция ". Вот тут-то и начинается наша работа. Мы - последняя надежда. И если после нас скважина начинает давать нефть, тут уж чувствуешь - потрудился не зря.
- А если не оживет? Если, как говорится, "летальный исход"?
- Во-первых, у настоящего хирурга тоже не бывает сплошь удачных операций.
Он ведь не всесильный Господь. А во-вторых, в нашей профессии поражение выглядит не так безысходно. Скорее, не "летальный исход", а "анабиоз" - замораживание. То есть даже в случае неуспеха мы консервируем скважину до лучших времен. В надежде, что появятся новые технологии, которые ее оживят, заставят снова давать нефть. Впрочем, один такой метод уже есть - зарезка вторых стволов.
Жаль, что на нашем месторождении - Советско-Сосненском, старейшине в НГДУ, - он пока применяется недостаточно широко. Но это дело ближнего будущего. Главное же, что и сегодня в большинстве случаев до "анабиоза" дело не доводим. Мы обладаем целым набором способов оживить скважину. И чаще всего они срабатывают.
Владимир Васильевич с профессорской четкостью перечисляет основные "болезни" скважин, требующие вмешательства КРС, методы лечения каждой из них.
Мастером он работает пока еще только два года. А до этого 19 лет отстоял на устье - сперва вторым помбуром, потом первым, потом бурильщиком. Оттого-то, когда несколько лет назад заочно учился в филиале техникума, тех сложностей, с которыми столкнулся в свое время, постигая премудрости профессии помбура, на этот раз совсем не испытывал. Любая тема, связанная с работой КРС, была ему исчерпывающе знакома. И будь то курсовая или диплом, оставалось только описать последовательность действий, которые он не раз выполнял собственными руками.
Итак, с какими же основными случаями, когда для оживления работы скважины или повышения ее нефтеотдачи требуется капитальный ремонт, сталкивался Владимир Васильевич в своей практике? С ходу он назвал шесть вариантов, хотя предупредил, что из-за неожиданности моего приезда, может, что и запамятовал.
Первый (что называется, классический) - подъем инструмента, упущенного в скважину. Второй - установка на глубине цементного моста между пластами. Его необходимо бывает возвести, когда прежде вполне благополучная скважина доходит до обводненности, скажем, в 98 процентов. И происходит это из-за того, что мешается жидкость из двух пластов - нефтяного и водного. Вот и возникает необходимость отделить пласты один от другого. Конечно, тут все решают геофизики и геологи. Они определяют соотношения пластов, глубины их залегания, толщину будущего сооружения. Но при всем при том мастер капитального ремонта должен как бы чувствовать скважину, иметь в голове ясную схему всего, что происходит под землей. Ибо даже в самые точные расчеты может закрасться ошибка. А строителю моста не столько важно потом, когда будет "разбор полетов", не оказаться "крайним ", сколько то, чтобы мост действительно сработал. И таких удач в практике мастера Назарова немало. Особенно памятна одна скважина, где после операции обводненность снизилась с 91 процента до 15. Впрочем, это результат не уникальный. Но по особым свойствам человеческой памяти сохранилась именно эта скважина.
Далее - переход с вышележащего пласта на нижележащий. Или наоборот - с нижележащего на вышележащий. Такая операция проводится в тех случаях, когда скважина проходит через несколько продуктивных пластов, но один из них уже большую часть того, чем был богат, отдал, а второй еще не задействован.
Есть еще такой хитрый способ - перевод скважины с ППД (поддержки пластового давления) на фонтанирование. Это при точной, всесторонне отработанной методике иногда удается, если геологическое строение недр тому благоприятствует. Есть еще операция, связанная с преодолением последствий смещения колонны, вызванного подвижкой пластов или другими причинами. И, наконец, новинка последних лет - гидроразрыв пласта (ГРП), успех которого немало зависит от работы бригады КРС, его подготавливающей. Обо всех этих операциях написаны целые тома, последовательность их проведения подробно изложена в инструкции. Потому не станем на них останавливаться более детально. Для нас важно, что мастер Назаров ясно представляет любую из них и готов, как только будет на то приказ, приступить к осуществлению каждой.
Спрашиваю: есть ли у него любимые операции, которыми занимается с особой охотой?
Владимир Васильевич пожимает плечами. Мол, пожалуй, каждая по-своему интересна. Каждая требует и мастерства, и опыта, и сметки. Ну а с другой стороны, если стоишь на скважине месяц-другой, допустим, ловишь упущенные туда три ЭЦН (электроцентрабежных насоса) - так это тебе надоест, что мечтаешь: дай Бог, на следующей позиции придется заниматься чем-то другим.
Словом, есть свойство, необходимое для всякого, кто пришел в КРС, не меньше, чем физическая сила и небоязнь грязи, - это терпение. Когда раз за разом опускаешь в скважину инструмент (а он сидит на многих десятках труб), потом поднимаешь его, чтобы решить конкретную - часто весьма локальную - задачу, тут любой торопыга может заспешить, выполнить какую-то мелкую работу недостаточно тщательно, и тогда все начинай сначала. А то еще и сам себе добавишь сложностей.
Потому с особым вниманием, придирчиво следит мастер Назаров за каждым очередным этапом работы, потому так требователен к своим ближайшим помощникам - бурильщикам. Потому во всю неделю вахты спит урывками. Да и расслабиться в теплом (фирменном, юкосовском) вагончике себе не позволяет. А большую часть суток проводит непосредственно на устье оперируемой скважины. Про то же, каковы условия работы на сибирских промыслах, уже много раз сказано.
Сам Владимир Васильевич рассуждает так:
- Вот сейчас май. Самое, считай, благоприятное время для нашей работы. А зимой морозы "дают жару". Правда, после минус сорока нам дни актируют. Но и когда под сорок - тоже невесело. Одеваемся, конечно, с умом, особенно бережем ноги. Из-за того что много на себя напяливаешь, работа идет, конечно, медленнее. А по инструкции требуется, чтобы каждые полчаса - сорок минут устраивать перекур. Стараемся соблюдать, но не всегда возможно. Иногда, если прервешь работу, трубы застынут, потом снова их отогревай. И все начинай сначала. Выходит: металл не выдерживает мороза, человек выдерживает. Вот и мечтаешь зимой: скорей бы лето. Но приходит лето - налетают комары, мошка. Мошка почему-то мазут особенно любит, вьется над устьем скважины тучами. Так досадит, что говоришь в сердцах: скорей бы зима, хоть от этой бы напасти избавиться…
Но от всех этих испытаний, как считает мастер Назаров, получается особый эффект - случайный человек быстро убежит из бригады КРС. Здесь требуется особая спайка. В тот же мороз люди постоянно присматриваются друг у другу. Если кто в азарте работы не заметил, как побелела щека или нос, ему обязательно подскажут: давай-ка, друг, принимай меры. Да шутки над новичками (вроде традиционных морских потех над салагами: принеси-ка, мол, ведро компрессии или поточи лапы якорю) здесь не в ходу. Не вписываются в бригадный дух. Ведь здесь каждый должен на любой работе выполнить свой маневр. Если что не сделал, за тебя сделает товарищ. Потому с любым захребетником Владимир Васильевич обходится без церемоний. Одному бурильщику, который хоть и опыт имел, хватку, но при первой возможности сачкануть таковую использовал, мастер сказал прямо:
- Юлить не стану. Как только выйдет случай, я от тебя избавлюсь.
И обещание свое исполнил. Зато для тех, кто оказался по всем статьям подходящим для работы в КРС, не жалеет Владимир Васильевич добрых слов:
- У меня сейчас два молодых бурильщика. Отработали помбурами лет по семь, в прошлом году окончили курсы. У обоих дело идет. Но особо выделяется Игорь Базарбаев. На него посмотришь, будто не год бурильщиком, а всю жизнь. Его не надо постоянно контролировать, указывать на что-то. Он сам все понимает. Это, знаете ли, особый дар.
За годы, проведенные на промысле, Назаров стал настоящим таежником. Но у большинства северян герои таежных рассказов - непременно медведи. Владимиру Васильевичу явно больше по душе лоси. Как-то весной по молодости да по глупости спугнули они лосиное стадо, мирно отдыхавшее на другом берегу Пасола. Не то что мясо хотели добыть - просто посмотреть поближе. Назарову запомнилось, как старший - вожак, должно быть - прыгнул тогда с высокого обрыва в глубокий снег, еще лежавший по-над берегом. Грудиной разбил толстый наст, прокладывая дорогу самочкам и молодому лосенку. И стадо бросилось за ним по проторенной дороге через стойкий еще лед к ближайшему островку. Так и стоит у него перед глазами эта картина.
- До чего же красивое животное! Особенно вожак. Мощная грудь, ноги - сплошные мускулы. Чувствуется природная сила.
Но еще более поразили Владимира Васильевича лебеди. Он признается, что когда-то - по сказкам, должно быть - считал лебедей птицей изнеженной, южной. А лебедь раньше других пернатых прилетает в здешние места и покидает их едва ли не последним.
- Раз было - ехали мы между второй ДНС и третьей. Только начинался разлив, только появлялись озера. И вот на одном - может, сотня, может, две сотни лебедей. Все забито. Красота неописуемая. Такое множество лебедей я только раз видел. А мелкие группы часто встречались. Иногда еще только конец марта, только появляются первые приметы весны, самые первые полыньи, а на какой-то из них обязательно сидят лебеди. Едешь на работу, еще метель во всю метет. А они уже здесь. Хотя вроде бы чего им торопиться? Ведь еды еще не добыть, не согреться. А они уже здесь. Значит, своя птица, если есть у нее к нашим "северам" особая тяга.
